(По материалам "Часы Armband Uhren")
Вьянни Альтер настолько же харизматичен, насколько скромен. В нем нет даже намеков на звездную болезнь, ряд симптомов которой он, безусловно, заслужил за годы практики в области haute horlogerie. Его можно было бы назвать «королем сложной простоты» за умение превращать обычные, казалось бы, механические узлы в парад парадоксальных конструкторских решений. Это его фирменный стиль, который не спутаешь ни с каким турбийонным экспериментированием.
У нас было всего 15 минут для интервью, и мы постарались «выжать» из собеседника максимум информации. Вот что из этого вышло.
AU: Вьянни, расскажи коротко о себе: где родился, как дошел до такой жизни...
ВА: Родился я 43 года назад в маленьком городке Лиме, в 60 км к западу от Парижа. Довольно далековато, зато тихо и благостно. Когда я учился в столичной часовой школе, мне приходилось каждый день ездить туда-обратно на поезде, и это было, конечно, сущее мучение. 4 часа в пути ежедневно, и так 3 года подряд. Лиме, кстати, очень бурно рос и развивался: когда мне было 8 лет, население городка составляло около б тысяч человек, а 10 лет спустя, когда я переезжал в Париж, эта цифра выросла до 70 тысяч. Отчасти поэтому мне было легко переехать в мегаполис - городок моего детства просто перестал существовать. Но, возвращаясь к моим переездам, скажу, что я сделал выводы и больше никогда не работал от дома дальше, чем в получасе езды. Хотя часы, проведенные в поезде, не прошли даром: убивая время, я много читал и думал. Много интересных идей пришло мне тогда в голову, и многие впоследствии были воплощены в жизнь. Возможно, без железнодорожных мытарств я не стал бы тем, кем стал.
AU: Кем устроился в Париже?
ВА: Часовщиком-реставратором. Начал еще студентом, а потом нашел небольшую квартирку, в которую сразу же и переехал. Первый год занимался только настольными, напольными и каминными часами, но потом захотелось большего. Мой шеф был категорически против, считая, что мне надо еще на него поработать, но я уволился и пошел помогать одному часовщику, у которого накопилось приличное количество неисправных старинных часов и у которого физически не хватало времени их отремонтировать. Некоторые экземпляры ждали своей очереди 20 лет! Для меня это была настоящая пещера Али-Бабы, полная самых разнообразных сокровищ! Я такого никогда не видел - ни по объемам, ни по техническим особенностям. За два года я починил все. А потом стал работать на себя, и так продолжалось в течение 7 лет. Занимался реставрацией антиквариата и, если оставалось время, его продажей. Плотно работал с часовыми аукционными домами.
Но Париж слишком дорогой город, да и с часами там особенно не развернешься, и я покинул Францию. Мне хотелось ввязаться в какую-нибудь авантюру. В 1985 году я собирался отправиться в Бангкок - бизнес там развивался очень динамично, и можно было неплохо заработать. Принять быстрое решение я не мог из-за маленькой дочки, поэтому задуманная авантюра постоянно откладывалась. Тогда же я встретился с Франсуа-Полем Журном, который как раз занимался организацией фабрики в Сен-Круа. Он предложил мне на ней поработать, и я согласился, потому что меня абсолютно все устроило. Помнится, первый год в Сен-Круа стояла отличная погода, но затем она испортилась до безобразия: холод, снег, дождь...
Отчасти из-за этого я принял решение поработать на самого себя. Зарегистрировал предприятие Janvier S.A. (в честь французского часовщика Антида Жанвье, жившего в 18-19 веках) и начал выполнять заказы крупных брендов. Среди моих клиентов были Franck Muller, Audemars Piguet, Jaquet Droz, Maboussin, Breguet... В 1996 году я построил очень сложные авторские часы, которые были проданы в Азии, однако из-за царившего там экономического кризиса полнокровного бизнеса тогда не получилось. Высвободившееся время я использовал для разработки собственного бренда. Сделал я это не из-за тщеславия или денег, а исключительно в силу обстоятельств. Мои первые часовые опыты получили хорошие отклики, я стал членом AHCI, и мне надо было как-то представить свои разработки на Базельской выставке.
AU: Насколько я знаю, там все было непросто...
ВА: Примерно так. В 1998 году в Базеле я выставил модель Antiqua, в которой воплотил свое видение наручного морского хронометра. Да-да, именно так. Старинные морские хронометры - это настоящие механические чудеса, авторы которых намного опередили свое время. Причем многие из них были французами: Мекло, Берту, Бреге, Висье... Эти устройства помогали морякам выживать в океанских просторах, но на руку такую огромную «железку» не повесишь. Мне захотелось приспособить классический морской хронометр к наручному ношению, и я думал над решением этой задачи денно и нощно. Однажды я увидел набросок хронометра Берту: массивный корпус с одним механизмом, но несколькими циферблатами. Он меня впечатлил, и вскоре на свет появился прототип Antiqua. На мой взгляд, получился прибор из романа Жюля Верна. Посетители выставки поначалу не принимали его всерьез, считая Antiqua неким часовым казусом, достойным помещения в кунсткамеру, не более того. Меня называли сумасшедшим и предлагали завязывать с сомнительными перформансами и сделать что-нибудь стоящее. Но образ откладывался на подкорке, и на второй-третий день люди возвращались, чтобы повнимательнее рассмотреть запомнившееся. К концу выставки уже никто не смеялся, но все задавали вопросы о том, как эта штука работает. Тогда же я получил первый заказ от итальянского клиента. Сначала я сделал два экземпляра, потом еще три, потом пять. Объемы увеличивал постоянно, потому что у меня, помимо собственного нарождающегося бизнеса, были частные заказы и контракты с несколькими производителями, которые меня «кормили» и которыми я не мог пренебречь.
«Однажды я увидел набросок хронометра Берту: массивный корпус с одним механизмом, но несколькими циферблатами. Он меня впечатлил, и вскоре на свет появился прототип Antiqua.»
Следующими важными ступеньками своей карьеры я считаю сотрудничество с брендом GoldPfeil (всего было выпущено 108 экземпляров модели с указателем фаз Луны) и, конечно же, проект Opus 3 для Harry Winston, остающийся, к сожалению, незавершенным по сей день...
AU: Каждый год руководство HWRT обещает доделать Opus 3. Ты в курсе текущего положения дел?
ВА: Это долгая и интересная история. Мне не известно, когда HW доведет проект до конца, но в любом случае он уже оставил след в высоком часовом искусстве. Я отдаю себе отчет в том, что предложенная концепция очень затратна - насколько я знаю, Амди Шатти тоже это понимает и собирается продолжать финансирование финальной стадии доработок. К тому же люди, заплатившие за Opus 3, не хотят забирать свои деньги и готовы ждать, сколько потребуется. Их, кстати, можно понять: конечная цена часов будет раз в пять выше той, которая стояла в прайс-листе в 2003 году. Команде Шатти надо срочно придумать что-то для сокращения расходов. Многие считают, что в многооконной индикации нет ничего особенного, но я вам скажу, что подобная концепция сложнее минутного репетира, вечного календаря и турбийона, вместе взятых.
AU: Вот как?
AU: Я и четверо моих коллег непрерывно строили макеты из плексигласа, «играли» с деталями, пытаясь выстроить законченный механизм. И только через год мы поняли, что изначальная стоимость проекта сильно занижена. Но к тому времени процесс уже был запущен, и остановить его было нельзя. Сегодня я полон надежд на лучшее и готов довершить начатое.
AU: Для других брендов продолжаешь работать?
ВА: Многие бренды просят меня придумать что-нибудь для них, но я отказываюсь, потому что сильно загружен с Vianney Halter. Сейчас мы выпускаем порядка ста экземпляров в год, и это гораздо меньше, чем было, - еще недавно мы делали до 250 штук ежегодно, львиную долю которых составляли простые модели. Стоили они относительно недорого, но затраты на их производство (штучное) были несоизмеримо высоки. Знаете, большая часть работы часового мастера не видна невооруженному глазу - все сложности и хитрости спрятаны внутри, и от этого бывает обидно. Но тут уж ничего не поделаешь... Короче говоря, мы усложнили механическую составляющую и перешли в более высокий ценовой сегмент за счет уменьшения тиража.
AU: Помнишь ли ты свою первую встречу с часовым искусством?
ВА: Я не помню, когда впервые заинтересовался часовым делом. Я спрашивал маму об этом, но она тоже не помнит. Она говорит, что я всегда возился с какими-то детальками, предпочитая это занятие игре со сверстниками. Мой отец был очень рукастым человеком: он работал машинистом поезда и мог починить любой агрегат. Наверное, эта его любовь к металлу передалась мне по наследству. Только он работал с большими железками, а я - с маленькими (смеется). Но и большие часы волновали меня с детства. Когда мне было 9 лет, я попросил маму зайти внутрь одного офисного здания, где на последнем этаже находились старинные башенные куранты, чтобы рассмотреть их поближе. Когда мне исполнилось 12, я досконально изучил башенные часы в родном Лиме. Сейчас я их коллекционирую - у меня уже набралось около 20 экспонатов. Да, места они занимают много, но искусство требует жертв. Самым старым 300 с лишним лет, они - настоящие произведения искусства. Там все сделано вручную, абсолютно все! Поразительно. Так что, можно сказать, я осуществляю детскую мечту.
AU: Где твои часы продаются лучше всего?
ВА: Основные рынки сбыта Vianney Halter - Южная Азия, США, Япония. Японцы любят все необычное, у них нюх на такие вещи. В России три года назад я тоже продавался неплохо (20-30 штук в год), но сейчас в вашей стране у меня возникли проблемы. В прошлом году продали всего один экземпляр. Но я особо не унываю, потому что и без этого мы срываем все графики поставок. Так что спад продаж в России поможет наверстать упущенное в других странах. Кое-где задержки составляют уже 8 месяцев! Это цена за качество. Многие говорят: «Найми еще пятерых часовщиков, и проблема решится!» Но так не получится. Хороших мастеров наперечет, это вам скажет любой человек, мало-мальски сведущий в реалиях рынка. У меня сейчас работает 7 часовщиков и четверо сборщиков, и все равно этого мало...
AU: Но с Россией надо что-то делать! Непорядок.
ВА: Постараюсь, постараюсь...
